Когда я учился в 1991-1996 годах в школе города Тольятти, нам рассказывали главные мифы нового постсоветского времени. Что стрелять – это дорого и неэффективно, потому что пуля летит и никакой пользы не приносит. Поэтому лучше торговать. Что открытые общества побеждают закрытые. Что свободная торговля лучше несвободной. Что лучше, когда люди голосуют и выбирают свою историческую судьбу, чем если это же делают только элиты и профессионалы. Что невидимая рука рынка все расставляет по своим местам, а кто ведет себя неправильно – к тем залезает в карман и бьет «по щщам».

С началом спецоперации на Украине мы увидели, как рушатся мифы. И разговоры об этом быстро покидают круги шизофреников-конспирологов и становятся обычными бытовыми беседами. Что стреляют не потому что торговать не хотят, а как раз потому что именно оружие обеспечивает возможности торговли. Самые активные торговые державы одновременно и самые агрессивные. Именно они нападают на Сербию, Ирак, Афганистан, Ливию.

Или что страны, выступающие за свободную торговлю, изначально сколотили свое благосостояние на тарифах, поборах и протекциях, а насаждают свободу торговли, чтобы обеспечить выход на чужие рынки своих фирм, одновременно закрывая свои рынки от чужих.

Или что в самих странах с либеральной демократией нет никакой демократии. Сплошь олигархия, которая влияет на политику, и государство, которое указывает каким фирмам где иметь свои филиалы. И те по щелчку Таноса* могут уйти с рынка, просто побросав там все свои социальные, репутационные и финансовые активы. И рук этих невидимых там полно, но они всё больше шуршат у нас по карманам и раздают тумаков, а порядков не наводят.

*Танос - суперзлодей кинофраншизы Marvel, уничтоживший половину населения Вселенной одним щелчком пальцев

В долгосрочной перспективе это было неизбежно.

Консервативный политолог Джон Грей говорил в своей работе «Поминки по Просвещению», что проект Просвещения заканчивается, а значит заканчивается и созданный для него человек Просвещения: как субъект просвещенческой политики, субъект просвещенческой экономики, как субъект гуманитарных процессов Просвещения. Независимый, разумный, способный сам себе выбирать ценности, руководствующийся разумом, способный действовать на основании выгоды, беспристрастный, способный к диалогу, уважающий правила научного диспута, ценящий свободу человек – он уходит.

Поэтому, мол, и оценивать государства на основании их соответствия демократическим стандартам больше нельзя. В них живут люди, отягощенные своим прошлым – коллективным и индивидуальным – связанные своим окружением, основанным на определенных традициях. Общества сопротивляются тотальной свободе потому что в противном случае они перестанут существовать. Нет никакой «нормы государственности», каждое государство может быть оценено только по меркам самого себя, а его политика – по реальным задачам, которые она призвана решить, а не по абстрактному соответствию теориям и идеям блага, свободы и уважения прав.

Другими словами, спецоперация ускорила дискуссии, которые вели консерваторы и либералы в рамках политических наук и положила огромную гирю на весы консерваторов. Больше не будет никаких «нормальных стран». И это порождает для нас новые риски.

Если раньше у нас был железный аргумент, что в «нормальных странах» всё как-то по-другому, в отличие от «этой страны», то теперь он не считается. Каждая страна по-своему становится нормальной после распада просвещенческого проекта.

В «нормальных странах» демократия? - Нет! Где демократия, а где и абсолютная монархия. В «нормальных странах» негров не линчуют? - Едва ли. В «нормальных странах» ВВП высокий? – Это уж где как. Аргумент нормальности невозможно привести. Здравый смысл отказался от европейского гражданства и теперь ездит по всему земному шару, скрываясь от последствий санкций.

Раньше у нас на виду стоял опыт европейских стран, и мы думали, что можно жить как-то по-другому, а не как вот это вот наше всё. Но теперь оказалось, что там такой же бардак, как и везде, просто они богаче, так как разграбили другие страны. У нас есть фильм «Дурак» Алексея Учителя, а у них «Не смотрите вверх!» Адама Маккея. И разница в том, что мы мыслим о своем бардаке местечково, провинциально, а они - глобально. Наш бардак - это наши муниципальные проблемы, а их бардак – это проблема всего мира.

Другими словами, мы могли раньше сказать, глядя на нечестные выборы: «Посмотрите, в нормальных странах выборы честные!». А теперь не можем. Потому что нам отвечают: «А где они вообще честные?» - и добавляют: «Даже наши, американские выборы, и те фальсифицированы из-за вмешательства Путина и всяких исламских террористов, которые сидят по кишлакам и явки нам тут за Трампа накручивают!». Мы могли возразить: «Эй! У нас в стране коррупция!!» - А в ответ: «Коррупции не существует! Нормы же какой-то нет. А есть только специфические отношения чиновников с населением. Если вам это слух режет, назовите… ну я не знаю… кормлением…».

По последнему пакету санкций нас отключили не только от какой-то финансовой инфраструктуры, но и от идеала, от образцов, западных, в первую очередь, на которые мы могли равняться, улучшая свою жизнь. Мы и так не очень-то верили, что у них на Западе всё так, как они в своих книгах и статьях пишут, но хотя бы верили, что этот мир возможен в принципе. А теперь появляются какие-то авторы и авторки, которые утверждают, что для защиты свободы надо некоторые свободы ограничить, для обеспечения открытой торговли надо кое-какие страны для западных компаний прикрыть, для установления мира надо кое-где повоевать.

И теперь даже не понимаешь на кого равняться, так как всё пропитано духом этого исключительно западного лицемерия.

В «нормальных странах» действительно демократия? Или они там свои дела в кулуарах порешают, а «демократия» - это разводка для стран третьего мира? В «нормальных странах» действительно свобода творчества? Или они там в гулаговских тисках политкорректности, а «креативный класс» - это разводка для дурачков, которых потом натравят участвовать в неуправляемом розовом-оранжевом-голубом и прочем радужном протесте? В «нормальный странах» и вправду уважают свободу слова? Или там банят всех, кто отклоняется от генеральной линии, а «свобода слова» - это разводка для глуповатых журналистов, которых потом направят подогревать протесты и региональный сепаратизм?

Или усугубим. В «нормальных странах» правда не устраивают геноцид и не расстреливают рабочих? А то вот в стране, находящейся на восьмом месте по индексу демократии – в ЮАР – горняков расстреляли, и индекс в тот год даже не пошатнулся. Это я про резню в Марикане 16 августа 2012 года, когда Полицейская служба Южной Африки расстреляла 34 бастующих горняков. Это достаточно демократично? Или мы тут совсем уже отстали на мировой периферии со своими резиновыми дубинками и слезоточивыми газами? Ну а что? Куда нам, на 124 месте – между Эфиопией и Нигером?

Теперь у нас не будет ориентиров. Каждая страна будет «нормальной» по-своему и «ненормальной» для всех остальных. Хочешь – оставайся в редакции человека и человечности 1948 года со всеми его основными правами, закрепленными в Конвенции ООН, а хочешь – исповедуй полигенизм и происхождение разных «видов» человека от разных видов древних обезьян. Скоро будет можно, так как Запад утрачивает свое моральное право показывать собой образец научности, политики или гуманности.

И далее по списку. Хочешь, как лох, исповедуй открытый рынок, а хочешь – понастрой везде барьеров и выставляй тарифы хоть внутри каждого региона отдельно. Хочешь, оставляй свободу биологии, а хочешь – запрещай людям законодательно дышать или бери налог за пускание ветров. Хочешь – продолжай слушать народ и его волеизъявление, а хочешь – объяви ЦИК террористической организацией, а за требование свободных выборов суди как за распространение экстремистских взглядов. Всё это тоже будет нормально.

Что касается группы евразийских стран со схожими и даже местами параллельными законотворческими процессами, к которой относится и Россия, то все они, равно как и другие страны мира, находятся в процессе национализации нормальности. Или можно ещё сказать «локализация». По аналогии с тем, как локализуются идеи, бренды, рекламные компании и производства, прежде иностранные или глобальные, но вынужденные трансформироваться под местные условия и обстоятельства. 

Что это значит?

Раньше, принимая закон, мы с неизбежностью могли подвергать его критике с позиции лучшего-из-возможных-миров, проводя над ним буквально лейбницистскую операцию анализа. Сравнивали, в первую очередь, с западной законотворческой практикой. «Вы принимаете закон, а вот в нормальных странах на эту тему тра-та-та…». Теперь же «нормальных стран» не будет. И единственная нормальная страна для каждого конкретного населения станет своя собственная. Так что если принимают, скажем, закон о том, что все должны ходить на руках, а кто не ходит – платит штраф – то возразить больше нечего. Это становится новой нормой. И будут брать штрафы. И больше не скажешь, что в нормальных странах как-то по-другому. Потому что нет ни этих других «нормальных» стран, ни этого Другого.

Где теперь искать основания нашей нормальности, чтобы с оглядкой на них писать наши законы? В историческом чувстве справедливости? В линии ландшафта? В коллективном бессознательном? В институционализированной духовности? В оперативной соборности РПЦ? В здравом смысле, который ещё надо прикормить, чтобы он приехал на ПМЖ в Россию? В предыдущей редакции европейского: гильдиях, Ганзейском союзе и криптофеодальных практиках? Сейчас это вопрос на миллион. И именно без ответа на него мы и не можем ответить что мы должны заявить и нести, в конце концов, миру.

Виталий Трофимов-Трофимов